Д Кузиманза - Ну и что, что тролль[СИ]

— З-закрепить т-трансформацию?!

— Обо всём узнаешь в своё время!

Вот такой совет.

Несколько позже Мартина с Хельгой, сидя в креслах, молча присматривались к стоявшей между ними таинственной бутылке с ещё более таинственной микстурой внутри.

— И что ты думаешь? — прервала молчание Мартина.

— Сама не знаю… Думаю, а вас это не убьет?

— Вряд ли, но я слышала, ты знаешь, в таких зельях может быть всякая гадость: моча зайца, кровь летучей мыши…

— Хм… — Хельга откупорила бутылку и понюхала содержимое. — Пахнет совсем неплохо. Какими-то травами, — подала бутылку владелице. — Но ты знаешь, что я думаю? Рискнуть и выпить. Может как раз удастся… — Хельга ещё раз взяла бутылку, опять понюхала, после чего окунула в жидкости кончик языка.

— Ну как? — спросила Мартина.

— Да какое-то оно безвкусное. Может немножечко каким-то анисом отдаёт…

— Тогда решусь. Давай, и побегу делать вкусный ужин, — захихикала Мартина.

Сказано — сделано! Приготовила ужин, накрыла стол, поставила графин с вином, в графин добавила снадобье колдуньи. А муж, как та и говорила, пришёл домой один.

— Что это за вино? — спросил Мартин у Мартины, когда она ласково пригласила его ужинать.

— А я не знаю, Хельга хотела меня угостить, но я решила отнести домой, очень уж хорошее, стоит попробовать, — врала Мартина. — Но не пей сам, подожди меня, мы поднимем какой-нибудь тостик.

— Я ожидаю, ожидаю. А разве у нас сегодня какая-то особенная дата? — спросил озадаченный Мартин, глядя недоверчиво то на стол, то на улыбающуюся жену.

— Нет, но я подумала, что порой приятно съесть хороший ужин только вдвоём.

— Тогда приятного аппетита, любимая, — улыбнулся он успокоенный. — Поднимаю этот стакан за тебя!

Выпил вино и взялся за вилку и нож.

Ели почти в молчании. Хотя Мартин пытался начать разговор, но Мартина была слишком занята своими мыслями, опасениями и угрызениями совести, чтобы в состоянии поддерживать беседу. Чувствовала себя так, словно намеревалась убить мужа. Хотела даже схватить стаканы и быстро вылить их содержимое, но убедила себя, что это без толку, и это снадобье не может быть опасным. Кроме того, ведь она тоже пила вино: если погибнут, то вместе.

К действительности вернул её голос Мартина:

— Ещё тостик? А за что мы его поднимем?

— Может так, попросту, за нас?

— Я — за. Никаких изысканных тостов. Попросту за нас, чтобы вместе постарели, в таком счастье, в каком мы сейчас живём. И знаешь что, оставим тосты и ляжем спать.

Мартина рассмеялась…

… Утром Мартин проснулся первым. В сонной голове проползла мысль, что что-то не так. Всегда его будила Мартина, а на столе уже стояла тарелка с чем-нибудь вкусным и кружка с чем-то ароматным. Сегодня же его второй половины не было слышно. Мартин неохотно потянулся, полежал ещё несколько минут, вздохнул, сел на кровати и сонным движением взъерошил себе волосы. Длинная белокурая прядь упала ему на лицо, закрыв левый глаз. Мгновение ошалело смотрел на волосы, потом перевёл взгляд на лежащие на одеяле руки. Поднёс их к глазам…

— А-а-а-а!!! — крикнул и выскочил из кровати, словно ошпаренный. Подбежал к зеркалу.

— А-а-а-а!!! — крикнул во второй раз.

С ужасом в глазах повернулся в сторону кровати. Там совершенно спокойно спал он, Мартин, его собственным непробиваемо крепким сном. Подбежал к кровати.

— Мартина?! Мартина! — орал уже совсем истошно. — Проснись!!!

Еще раз подбежал к зеркалу, путаясь в длинных штанинах своей, то есть, прежнего Мартина, пижамы. Зеркало опять показало ту же картину — хрупкую привлекательную женщину, с рассыпавшимися по плечам белокурыми волосами, утонувшую в огромной мужской пижаме.

В это время открыла глаза Мартина и ленивым голосом поинтересовалась:

— Что ты кричишь? — после чего испуганно закрыла рот: её ошарашил собственный голос. Это был не её голос! Был мужским! Мартина посмотрела на свои большущие волосатые ладони и крикнула:

— А-а-а-а!!!

Мартин зажал уши, а Мартина кинулась к зеркалу. Нетрудно догадаться, что бедняжка увидела в зеркале.

— Ну, не перегибай палку, ты выглядишь неплохо! То есть, я… — несмотря на ужас в Мартине взыграла мужская гордость. — Ах, эх… — Дальше пошли такие слова, что уши зажала Мартина.

— Прекрати сквернословить! — забасила она, пытаясь перекрыть визг мужа.

— Не сквернословить?! Я уже должен быть в пути, а у меня тело женщины! И я не должен сквернословить?! — визжал Мартин, нервно бегая по спальне.

— Между прочим, ты сейчас в моём теле, а потому не имеешь права визжать и ругаться, словно какая-то пьяная амазонка! — возразила Мартина басом. — Ты сам говорил, что нет ничего худшего, чем проклятия, которыми сыплет женщина. Особенно привлекательная, — прибавила с жалобной улыбкой.

Вот такая история.

Колдунья переборщила. Не такую перемену просила у неё Мартина! Может быть, толстуха ошиблась с бутылкой? Или — проявила мудрость? Мартина еле дождалась вечера и побежала закоулками к красному дому под зелёной крышей, чтобы получить противоядие от микстурки. Да ещё и дрожала, чтобы Мартин не догадался, как всё получилось. Ну и дела! Такого в самых страшных снах не увидишь!

Окончилась эта история благополучно. Ну… почти. Обратная трансформация удалась… почти. Мартина опять стала женщиной, а Мартин — мужчиной. Но он уменьшился до хрупкого тела жены, та же приобрела солидные габариты своего здоровяка мужа, а заодно — и корчму.

Эту историю знал Готфрид. Ну, он же местный. Но Айвен знал её тоже. Только что и не подозревал о Мартине и Мартине, а теперь вдруг знает их тайну.

Магия?

Но он никак не может вспомнить, как учился, женился, как шёл воевать с бездухами.

Айвен лежал у себя в комнате и опять смотрел в небо: тучи, угнетавшие его своим видом, ушли на запад, и звёзды опять добродушно помаргивали с тёмного неба. А так как на душе у мага было очень странно, то хотя бы вид звёзд успокаивал и давал какую-то поддержку. Он верил в поверье, рассказанное поварихой, потому что знал: оно — истинная правда. Откуда знал? Вот это хороший вопрос, и таких вопросов дня накопилось у него больше десятка. Единственной надеждой спастись от превращения в тролля была колдунья из чёрного замка, которую все боялись. Все — кроме него? Почему он верил, что это Леди Бессмертия? Почему знал, что она ему поможет?

— Айвен? — услышал голос леди Элизабет. — Вы не спите? Почему? Болят раны? Зря я не уговорила вас поберечь себя, не вставать ещё с постели и не ходить в корчму. Но вам всегда не хватало рассудительности.

— Почему же? — он улыбнулся. — Было очень занимательно. Эти тролли, возомнившие себя бездухами! Наша отважная хозяйка, так великолепно с ними расправилась.

— А я поверила, что они — бездухи.

— Им далеко до бездухов. Послушайте, леди Элизабет… — Айвен немного замялся, и она взглянула на него с вежливым удивлением. Поэтому он и не спросил у неё то, что занимало его уже несколько часов — с того мгновения, как она странно повела себя в корчме. Почему она — его жена? Что связало высокородную леди, так гордящуюся своим родом, и его, пусть мага, но отнюдь не важного лорда? Любовь? Но он всё меньше верил, что она его любит.

Наверное, он изменился в лице, потому что жена всё-таки поинтересовалась:

— Вы хотели меня о чём-то спросить?

— Нет, — солгал он, — но мне, знаете ли, очень жаль, что я причинил вам столько хлопот и заставил переживать.

— Вчера? — слегка удивилась она.

— Нет, вообще.

— Но я люблю вас и обязана заботится, как о своём муже, — леди Элизабет произнесла это так… Айвен даже затруднялся определить интонации в звучном голосе жены.

— Я очень благодарен.

— Тогда послушайтесь меня, закройте глаза и поспите. Может быть дать сонного зелья?

Он с улыбкой покачал головой и вдруг с изумлением понял, что ждёт не дождётся, когда леди Элизабет уйдёт. В чём дело? Чем она его отталкивает? Тем, что не захотела называться Бесси? Тем, что заносчиво напомнила всем, кто она? Но так ведут себя все высокородные, их так воспитывают, это, чаще всего, не спесь и не презрение к другим, а привычная манера поведения. И ведь она примчалась за ним, избитым и раненным, совсем одна, не побоялась опасностей пути, плакала, увидев его в жалком состоянии, заботилась о нём здесь, в гостинице! Так в чём дело?

— А в том, что когда она приехала меня спасать, то была милой, непосредственной, ласковой, такой, что лучше я и пожелать не мог. Но с тех пор она изменилась просто на глазах, стала сдержанной, холодновато-вежливой и очень хорошо воспитанной леди, — сказал Айвен тихо вслух, как будто так ему легче было делать выводы из каких-то мыслей.

А леди Элизабет вернулась в свою комнату, бесцельно прошлась по ней и остановилась перед зеркалом.